Юра прилетел в Шереметьево, прошел таможню, на такси доехал до Курского вокзала, сел на первую же электричку и уже через час вышел на платформу подмосковного Электросталя. Был уже вечер, и он решил перенести визит к своему партнеру на завтра. Переночевав в захудалом отеле и плотно позавтракав, он, полный решимости выяснить всю правду, отправился искать нужный ему дом.
Илья еще спал, и его мама не хотела впускать гостя в квартиру. Но Юра отстранил ее с дороги, решительно прошел прямо в его комнату. Тучный Илья мирно похрапывал на широкой кровати в трусах и замызганной футболке, одеяло сползло на пол. Юра сильно встряхнул его за плечи, наклонился и громко спросил:
– Где мой лэптоп?!
Илья открыл глаза и в недоумении уставился на гостя:
– Юрка?.. Ты чего?.. Какой лэптоп?..
– Не валяй дурака, Илья! Думаешь, я не смогу сложить два и два?!
– Ты о чем вообще? Можешь объяснить толком?
– Это ты мне должен объяснить все, что произошло вчера! Вставай и рассказывай. Я не шучу.
– Да что произошло?!
– Твой Энрике украл мой ноут. И не делай вид, что ты не в курсе! О его ценности он мог узнать только от тебя. И я подозреваю, что ты в курсе всей этой темной истории. Может, даже лэптоп уже здесь…
И Юра обвел взглядом комнату.
– Не сходи с ума, Юрка! Откуда у меня твой ноут? Сам подумай. Да и зачем он мне? К тому же у тебя на нем только бета-версия. А вся программа, которую я сам написал, лежит на моем сервере, зачем мне ее воровать?
– Ну, например, чтобы отвести от себя подозрения в воровстве – но уже не лэптопа, а самой программы…
– Какая-то ерунда! Ты сам-то себя слышишь? Если бы я хотел кинуть тебя, то просто передал бы ее копию тому же Энрике, получил бы от него деньги и ты бы ничего не узнал. Мне не нужны кражи, интриги, я и так получу свое, когда мы запустим сервис.
Юра помолчал, обдумывая услышанное. Доводы Ильи звучали довольно разумно, но все-таки не объясняли всю цепочку событий: заклад ожерелья – невозврат ссуды – странный приезд Энрике в Таллинн – кража ноута – нападение и вторая кража. Все неприятности начались после знакомства Энрике с Лизой. Нет, тут что-то было не так.
– Получил бы от Энрике деньги, говоришь? – задумчиво спросил Юра. – Ты хочешь сказать, что испанец не просил у тебя эту программу? Только не ври, я в твои сказочки не поверю.
– Ну, ладно, просил… – нехотя сознался Илья, отойдя к окну и повернувшись к Юре спиной.
– Когда?!
– Первый раз еще пару недель назад, а последний – вчера.
Юрий опешил. Значит, уже после того, как Энрике украл у него лэптоп, он попросил программу и у Ильи?! Логично: если сам украсть программу не сумел, надо ее купить.
– И деньги предлагал? – спросил Юрий, предугадывая ответ.
– Да, девяносто тысяч…
– Сколько-сколько?!
– Девяносто тысяч.
– И ты согласился?
– Пока не ответил. Он должен приехать через пару дней.
«Что ж, теперь картина ясна, – думал Юрий. – Все россказни Энрике про семейные принципы, помолвки и свадьбы – сплошной блеф, дымовая завеса для прикрытия аферы. А состоит она в том, чтобы купить мою перспективную разработку, причем заплатить за нее моими же деньгами. И не факт, что при покупке он отдаст эти деньги Илье, скорее всего кинет и его. В результате получит и программу, и деньги, а сам бесследно исчезнет. Мошенничество высшего класса. Вряд ли он сам разработал и осуществил такую многоступенчатую операцию, скорее всего за ним стоят силы посерьезней. Надо перехватить инициативу и обернуть события себе на пользу».
– Значит, пока не ответил? Колеблешься? С совестью советуешься? – с сарказмом начал Юрий. – Вот смотрю я на тебя и думаю – что ты за человек такой? Прозябал в безвестности в богом забытой глухомани, перебивался с копейки на копейку, я тебя заметил, привлек к перспективному проекту, который тебя обогатит, а ты в благодарность мне теперь просто колеблешься, брать эти несчастные девяносто тысяч или не брать? Причем наверняка знаешь от своего подельника, что деньги эти – мои? Ты как по утрам в зеркало смотришься, тебя от себя не тошнит?
Илья сел в кресло, опустил голову и тихо произнес:
– Я же не сделал ничего плохого… Программу ему не показывал…
– И, что, медаль тебе за это давать, иуда электростальский? И что ты теперь планируешь делать?
– Не знаю…
– Хочешь исправить положение и хоть частично искупить свою вину?
Илья только утвердительно кивнул головой.
– Тогда сделаем так. Ты якобы согласишься продать ему программу, позовешь его к себе, убедишься, что деньги при нем и передашь ему код, только с дефектом.
– А если он захочет проверить? Если он проверит и поймет, что это обман? Вряд ли он передаст деньги, пока не получит рабочую программу, – засомневался Илья.
– Значит, нужно сделать так, чтобы он не смог проверить.
– Это легче сказать, чем сделать. А как тебе такой вариант: я приношу исходный код, а он просто его отбирает? И все – ни денег, ни кода, ни Энрике.
– Тогда его примут прямо там же, – уверенно сказал Юрий.
Из электрички на пути в Москву Юра позвонил отцу, кратко изложил последние события и сказал, что в ближайшие дни ему потребуется в помощь пара верных и опытных людей.
– А Илья тебе на что? – спросил Содель.
– Теперь я не могу ему доверять. Помнишь, как сказал Омар Хайам: «Гони друзей, что предали однажды, кто предал раз, предаст тебя и дважды». Черт знает, что они все там задумали.
Из практики присяжного адвоката
Варламовы
Судебный процесс над Варламовыми – отцом Сергеем и сыном Константином –проходил в небольшом городке. Я защищал младшего, а интересы Сергея представлял мой старший и опытный коллега Оловянишников.
Процесс рядом с Оловянишниковым сродни участию в Сталинградской битве. Говорят, что средняя продолжительность жизни солдата в ней составляла один день, его командира лейтенанта – три дня, а командира батальона майора – около недели. Прокуроры под натиском Оловянишникова не выдерживали и трех часов.
Мэтр Оловянников – адвокат, как говорится, от бога. Для гения не существует инстанции дозволенного, его ведёт слово. И Оловянишникова вело слово. С ловкостью эквилибриста он переворачивал факты и убеждал суд в том, что чистота, строгость процесса и уголовное право выше эмоций или сиюминутной потребности. Именно Оловянишников привил мне уважение к уголовному процессу, научил ценить каждую его мелочь, ибо именно мелочи, на которые никто не обращает внимания, имеют превалирующее значение. А он обращал. И своим репликами и острыми замечаниями приводил в трепет любого прокурора, а судьи с благодарностью слушали и учитывали его мнения и позиции.
Отец и сын предстали перед судом по обвинению в убийстве. Дело было так. Костя Варламов весело прогуливал свои деньги в казино. Незадолго до закрытия он повздорил с посетителем кавказской национальности, затем, как водится, они выяснили отношения на улице, Костя оказался сильнее, противник был повержен. На этом конфликт вроде бы закончился: Костя помог ему подняться, и они пообещали друг другу дальше отношений не выяснять. Но не успел Костя пройти и ста метров, как его ударили по затылку. Очнулся он утром на пустыре, без документов, без денег, без телефона. Дома он рассказал отцу о случившемся, и Сергей решил разобраться с кавказцем.
Они приехали в казино, нашли обидчика, и ударом в челюсть Сергей отправил его в нокаут. Потом погрузили его в машину, отвезли на пустырь рядом с обрывом и потребовали вернуть документы, деньги и телефон. Кавказец просьбам Варламовых не внял, а наоборот, всячески демонстрировал свою воинственность. За это получил еще один удар в челюсть, попятился, сорвался с обрыва, пролетел около двадцати метров, ударился головой о дерево и скончался на месте падения.
Оловянишников спокойно отстаивал позицию Сергея, не обращая внимания на взгляды, реплики и угрозы родственников погибшего. Казалось, что он просто напрашивается на неприятности с ними. Он хладнокровно и виртуозно плёл замысловатые кружева процессуальных узоров и адвокатских пируэтов. Он так издевался над выкладками прокурора, что частенько тому на помощь приходил даже судья. Досталось и эксперту: вопросы и реплики адвоката заставили его отказаться от собственных выводов.
Позиция Оловянишникова сводилась к следующему: наличие трупа не означает оконченного состава и может квалифицироваться как покушение. Такой юридический парадокс: деяние есть, труп есть, а убийства как законченного состава нет. Экспертиза падения указала, что толчка, то есть придания ускорения для падения, со стороны обвиняемых не было. Следовательно, потерпевший сорвался вниз сам.
Прокурору ничего не оставалось, как переквалифицировать преступление и предъявить обвинение в убийстве бездействием. Подведя потерпевшего к краю обрыва, они поставили его в опасную для жизни ситуацию и этим возложили на себя обязанности гарантов за его жизнь. В случае возникновения угрозы жизни и здоровью гарант должен действовать во имя спасения подопечного. Поскольку потерпевший получил удар в челюсть на краю обрыва, а подсудимые не дали ему отойти в сторону и сами не увели его от обрыва, следовательно, они бездействовали, то есть нарушили обязанности гаранта, и убили потерпевшего своим бездействием.
Картина осложнялась тем, что сразу после падения потерпевшего Варламовы смыли следы крови в салоне машины и поехали искать потерпевшего к его родственникам, тем самым создавая себе ложное алиби. Но они не учли записи с камер видеонаблюдения и данных геолокации мобильных телефонов.
По решению суда сын и отец получили по двенадцать лет тюремного заключения. Апелляция не помогла. Оставалась последняя возможность – кассационные жалобы в Государственный суд. Мы подали их, и каково же было наше удивление, когда суд принял их к рассмотрению, рассмотрел и отменил решения нижестоящих судов. Разъяснения Государственного суда лежали в русле позиции защиты. Уездный судья, ориентируясь на позицию Государственного суда, изменила обвиняемым меру пресечения и выпустила их под подписку о невыезде, а в ходе судебного разбирательства их привлекли к ответственности за причинение смерти по неосторожности, за которое предусмотрено значительно меньшее наказание, которое ограничилось уже отбытым сроком.
Для Варламовых все ужасы остались позади.
