Пятница, 05 апреля 2024 10:14

Райво Варе: «У нас создалась иллюзия, что ничего делать не надо»

Райво Варе: «У нас создалась иллюзия, что ничего делать не надо» ©Фото: Карин Кальюляте / DelfiMeedia

Известный эстонский предприниматель и государственный деятель Райво Варе умеет взглянуть на процессы с разных сторон, ведь в его профессиональном багаже – и служба на высоких государственных должностях, и руководство крупными частными компаниями. «МК-Эстония» поговорила с экспертом на темы, которые сегодня волнуют всех в Эстонии: куда движется экономика, снизятся ли цены и уровень безработицы, во что вкладывать деньги и люди каких профессий всегда будут востребованными на рынке труда.

– Когда снизятся цены? И снизятся ли?

– История человечества показывает, что цены обычно не снижаются, но они могут перестать расти и оставаться на определенном стабильном уровне. По мнению экономистов, вместе с экономическим ростом у нас продолжится рост цен, а потом, по некоторым позициям, может быть, даже чуть-чуть снизится. Но общий уровень будет все равно тот, что достигнут. 

С точки зрения надежды

– Стоит ли брать кредиты в таком случае – как потребительские, так и жилищные?

– Не стоит ждать, что у нас снова будут почти нулевые ставки Еврибора, очень маленькая банковская маржа будет и будут давать дешевые кредиты – такого не будет. 

С макроэкономической точки зрения, логика в кредитной политике такая: кредитная ставка всегда чуть выше, чем инфляционный показатель. Это называется плюсовой уровень реального кредита. Если сейчас предполагается, что инфляция снизится к концу года до 3%, то кредиты будут со ставкой выше 3%, какой бы ни был Еврибор. Для всех – и для предприятий, и для граждан.

– То есть если человеку нужно брать кредит, то лучше ближе к концу года?

– Да, с точки зрения надежды на то, что в связи с объективными показателями Еврибор будет понижаться во второй половине года, то, конечно, это логично.

Куда пойти работать?

– Сейчас одно за другим идут сокращения. А в кризис обычно активизируются сетевые фирмы. Стоит ли ввязываться в сетевой маркетинг – особенно тем, кто потерял работу?

– У меня просьба к читателям: ради Бога, не влезайте в это! Это классическая ситуация – раздолье для разных мошенников в сложные времена. Их становится все больше, технические возможности тоже растут, схемы влияния уже не такие примитивные, как раньше. Люди легковерны, хочется как-то быстро восполнить недостаток средств. Поэтому они попадают на этот крючок, а выбраться из этого очень сложно. Это все деньги в основном бедных людей.

– А если человек потерял работу, на кого идти переучиваться?

– Скажем так: человек, который уже имеет опыт работы и психологически настроен на работу, в конце концов ее найдет. Сложно переучиться и выйти, например, на уровень программистов (к тому же это – тоже уходящая профессия из-за искусственного разума). Бытовые вещи никуда не пропадут, и люди будут продолжать заниматься в сферах ручного труда, не связанного с автоматизацией. И, конечно, искусность мастеров всегда будет востребована.

Что касается молодежи, тут сложнее, потому что еще нет ни опыта, ни желания. И нет привычки работать. Я слышу от предпринимателей довольно печальные истории про молодых, которые формально, может быть, даже имеют образование, но желания работать нет. Поработав две-три недели, вдруг сообщают, что надоело.

Предприниматели уже начинают присматриваться к этим людям, прежде чем заключить договор. Потому что боятся подобных подвохов. С точки зрения предпринимательства, психология поколения изменилась в худшую сторону.

Много говорят о тех, кто создает стартапы, свой бизнес – о позитивных примерах. Но кроме них есть и двадцать с лишним тысяч молодых людей без образования, которые ничем не заняты. Это страшно. Особенно учитывая, что в стране нехватка рабочих сил.

Куда пойти работать: Райво Варе отмечает, что люди продолжат заниматься в сферах ручного труда, не связанного с автоматизацией, и искусность мастеров всегда будет в цене. Фото: частный архив

Постоянное временное

– Всех волнуют налоги. Пенсии повышают и одновременно рассматривают возможность взимать с пенсионеров налог.

– Классическая схема работы в кризисных условиях выглядит следующим образом: в хорошие времена правительство из экономики деньги вынимает, в том числе – через налоги. В плохие времена оно пытается помочь или хотя бы не мешать. И точно не ухудшает условия ведения бизнеса, в том числе – за счет дополнительного налогообложения.

– То есть у нас все наоборот?

– У нас все наоборот, тут даже комментировать нечего. А насчет того, что денег не хватает, я замечу: с последнего кризиса государственный бюджет вырос больше чем в два раза. Последний бюджет, который сейчас работает, вырос больше чем на миллиард. И когда вам говорят, что это – из-за оборонных расходов, то это неправда. Оборонные расходы – только одна пятая или одна четвертая часть. Все остальное – что-то другое.

Это при том, что не инвестируется, не строится инфраструктура и так далее. Куда эти деньги уходят?

Меня это подводит к известной мысли Уинстона Черчилля, который известен своим изречением, что сколько бы ни было в государственном бюджете денег, все равно всегда мало.

Надо что-то предпринимать, изменить подход к бюджетной политике, нужна государственная реформа. В первую очередь сейчас нужно не усложнять жизнь бизнесу, чтобы быстрее происходило восстановление из кризиса.

Отыграть назад налоги почти никогда не удается, хотя они и вводятся изначально на время. Вспомним, налог с оборота в предыдущий кризис ввели временно, но он до сих пор 20%, а сейчас еще на 2% подняли. Живем.

– Некоторые партии предлагают ввести налог на суперприбыли банков…

– Временно – почему бы нет? Вполне. Это, так сказать, не заработанные деньги, а за счет Еврибора, который является объективным фактором вне действия конкуренции или других экономических механизмов.

Где дно?

– По данным Департамента статистики, годовой показатель падения экономики составил 3%, и экономика еще не достигла дна. А что считать дном? Какой самый пессимистичный сценарий?

– По разным прогнозам экспертов, минус 1–1,5% в текущем году. Вот тогда будет дно. Оно наступит на самом деле где-то в середине года. А дальше начнется уже, по всей видимости, небольшой подъем. Вся Европа начнет подниматься, по всем прогнозам, и это означает, что и мы тоже.

Но в этом году – еще дно. Почему? Потому что наши ближайшие рынки тоже в кризисе, особенно финский и шведский.

– Считается, что европейская экономика в первую очередь движима Германией и немецкими показателями. Что должно случиться в Германии, чтобы и на нас это сказалось позитивно?

– Самый большой вопрос – это восстановление немецкого экспорта. Германия консолидирует для экспорта промтовары со всей Европы, в том числе – из Скандинавии. Так, шведы работают на более высоком уровне подряда для немцев, а мы, на более низком уровне подряда, – на шведов, чтобы они включали нашу продукцию в немецкие поставки.

Немецкая индустриальная продукция, которая шла как на развитые, так и на развивающиеся рынки, сократилась. И в прошлом году немецкая экономика ужалась. Теперь в Германии начали восстанавливать экспорт: это связано, в том числе, с тем, что восстанавливается Китай – ведь в эту страну идет значительная доля немецкого экспорта.

Для нас это означает, что примерно к середине года этот процесс отразится и на нашей экономике. Это дополнительный аргумент, почему мы думаем, что в этом году восстановимся до определенного уровня, а в следующем году ожидаем рост. 

– А что касается нашего экспорта? Экспорт в Россию из Эстонии, как известно, упал до рекордно низкого уровня, и товарооборот снизился на 38%. Но в целом экспорт вырос. За счет чего?

– Вырос, потому что частично был восполнен экспортом в третьи страны, например Средней Азии и Закавказья, откуда, по всей видимости, держал путь в Россию.

Кризис в ведущих отраслях

– Можно ли компенсировать недостающий товарооборот? Есть варианты?

– Нет, это очень сложно, потому что упал еще один сектор, который очень важен в эстонской экономике, – это деревообрабатывающая промышленность. Это связано со скандинавскими, а не с восточными рынками. Мы наблюдаем, как каждый месяц два-три предприятия, которые раньше успешно экспортировали в Скандинавии, вылетают в трубу или заканчивают свою деятельность, прежде чем вылететь в трубу. Это влияет на общую картину, потому что доля деревообрабатывающей промышленности у нас в экспорте была довольно высокая.

– С чем связано такое положение дел?

– Потому что строительные материалы и готовые деревянные дома шли в Скандинавские страны. Но из-за мультикризиса, который охватил Европу, потребление упало. И в свою очередь сократилось строительство. И продолжает сокращаться. Это происходит в Швеции, Финляндии, а также в Норвегии, где наряду со Швецией находится значительный рынок экспорта готовых деревянных домов и конструкций.

Это очень важная составляющая. В связи с сокращением прекратились наши поставки. В Швеции теперь не строят из дерева и не используют деревянные конструкции, как и другие стройматериалы, которые мы туда экспортировали, так много, как раньше. И деревянные дома люди стали покупать меньше.

– Какие отрасли могли бы удержать экономику на плаву и помочь выбраться из кризиса?

– Частично – новая экономика. Я имею в виду сектор стартапов и информационных технологий. Он тоже ужимается, но все же продолжает работать, значит, и удельный вес в экспорте не снижается в отличие от других секторов.

Кризис только начинает завершаться в Европе в целом, а мы в первую очередь привязаны к евросоюзному рынку. Евросоюз составляет около 75–78% нашего экспорта. И если там сократился спрос, то ничего не поделать. Сложно восстановиться за счет каких-либо внутренних мер.

– Почему держится сектор информационных технологий?

– Он вообще в основном ориентирован на экспорт. Дело в том, что если товарный экспорт у нас сжался, то экспорт услуг, наоборот, возрос в стоимостном выражении.

Если услуга подорожала, то и её экспортная цена выше. И в этом смысле вполне возможно, что на самом деле производство услуг в количественном выражении не увеличилось, но из-за того, что цены поднялись по всей Европе и мы тоже повысили цены, экспорт услуг вырос. 

Но это не решает проблему. Потому что главный сектор, который пострадал, это – обрабатывающая промышленность, которая вместе со строительным сектором составляет 34% нашего валового продукта. Эти два сектора тянут экономику вниз.

– В марте обанкротилась старейшая в Эстонии строительная фирма. Можно ли назвать банкротство тенденцией последнего времени?

– Банкротство взросло по всей Европе, во всех странах. В этом нет ничего странного. Мультикризис начался в связи с пандемией, но во время пандемии предприятиям оказывали помощь. И после пандемии последовал небольшой подъем. Но потом пришла война, продолжила расти инфляция. Плюс энергетические цены. Предприятия израсходовали все свои резервы. К тому же в условиях дефицита рабочей силы они бы вынуждены повышать зарплату из-за инфляционного давления. Была надежда, что подъем в экономике начнется раньше, но его по-прежнему нет. 

И спад в экономике в целом будет продолжаться еще год, хотя и в меньшей степени. Резервы истощены, получить кредит сложно и он излишне дорогой, но рынки сократились, товар простаивает, зарплаты нужно повышать – в этой ситуации для предприятия логичный выбор – свернуть свою деятельность.

Продолжение на следующей странице...

1/2
Оцените материал
5
(1 )

Последние новости

События

Потребитель

Рекомендуем

За рубежом

Здоровье

Бульвар