Евгении – 46 лет. Известный журналист, работала на ЭТВ, в редакциях газет «День за Днем» и Postimees, в том числе главным редактором. После декрета сменила деятельность – стала советником Коммуникационного бюро правительства. Эйнару – 62, он историк, журналист, переводчик, работал в Министерстве образования. Сейчас преподает в Военной академии в Тарту.
У Эйнара есть старший взрослый сын, их с Евгенией общему сыну – Мике – 9 лет.
«Мы познакомились, когда мне было 18, а Эйнару 36. Я училась на первом курсе журналистики, а он в качестве старшего редактора «Актуальной камеры» на русском языке пришел набирать практикантов. Поженились 17 лет спустя», – рассказывает Евгения.
– Когда вы впервые задумались об усыновлении?
– О том, чтобы когда-нибудь взять в семью ребенка, я так или иначе думала всю жизнь, а когда выяснилось, что и мужу эти мысли близки, то просто грех было бы не воспользоваться таким удачным совпадением.
Другое дело, что довольно долго ты предаешься этим приятным размышлениям в теории, пока однажды не обнаруживаешь, что возраст уже такой, что если вообще переходить от теории к практике, то прямо сейчас.
У нас оформлена опека с перспективой усыновления. На практике основное отличие попечительской семьи (hoolduspere) от просто семьи состоит в том, что в нашем случае юридическим представителем ребенка остается местное самоуправление, и с ним нужно согласовывать, например, поездки за границу или серьезные медицинские вмешательства.
«Вот так сразу?!»
– Удочерить ребенка с особыми потребностями – это было осознанное решение с самого начала?
– Совершенно спонтанное, хотя в анкете для Департамента соцстрахования в качестве единственного ограничения у нас было указано, что ребенок, которого мы готовы взять, должен быть способен самостоятельно справляться во взрослой жизни, поскольку нам – не 20 лет, и наша группа поддержки из числа родственников – тоже не юная.
Неожиданным было и то, что, хотя в Эстонии под конкретного ребенка подбирают подходящую приемную семью из базы ожидающих, мы свою дочь нашли сами.
Первый этап подготовки у нас прошел довольно быстро – от первой встречи со специалистом Департамента соцстрахования до завершения обучения на курсах приемных родителей прошло семь месяцев, в которые уместились еще домашний визит представителя департамента и обязательная проверка состояния здоровья.
А потом мы стали ждать звонка.
Время шло, звонка все не было. И, хотя мы знали, что ожидание может длиться несколько дней, а может – и несколько лет, напряжение росло. Кажется, что твоя жизнь поставлена на паузу, потому что в любой момент в ней может случиться неожиданный поворот.
Наконец, спустя полгода ожидания, я плюнула, решила больше не откладывать важные планы и стала подавать документы в магистратуру.
И тут к нам в гости пришла с детьми моя подруга – автор и редактор цикла передач о приемных семьях «Домой» на телеканале ЭТВ+.
Она очень эмоционально рассказывала, в частности, о четырехлетней девочке в инвалидной коляске, которая с рождения живет в Таллиннском детском доме.
Несколько раз на протяжении рассказа звучало, что девочка эта – такая чудесная, такая умница, говорит на двух языках… Что и тот человек хотел бы ее взять, и этот – но обстоятельства не позволяют.
Меня это как-то царапнуло: все хотят помочь, а ребенок по-прежнему в детском доме. И, хотя в этот момент внутренний голос кричал мне: «Не открывай рот! Ничего не спрашивай! Если спросишь, путей к отступлению уже не будет», я попросила прислать мне ссылку на передачу.
Посмотрела и не испытала никаких особенных эмоций, потому что лица ребенка в кадре не было видно. Тем не менее, мысль осталась.
Потом я еще пару месяцев набиралась смелости поделиться ею с мужем. А когда, наконец, решилась, он предложил попросить больше информации о ребенке.
Я написала нашему куратору в Департамент соцстрахования, а через день пришел ответ: «Я позвонила в детский дом, там все были очень счастливы, я вам организовала онлайн-встречу».
В этот момент я испытала настоящий шок: «Постойте, что – вот так сразу?!»
Важные нюансы
– С какими трудностями столкнулись на этапе оформления документов?
– Никаких проблем с оформлением опеки у нас не было – все, кто с нами работал, старались, чтобы все прошло гладко. Но тут все очень индивидуально, потому что попечительских семей – немного, и каждый случай уникален.
Заранее учесть какие-то моменты очень помогает общение с другими семьями, вместе с которыми вы посещали курсы для приемных семей.
Например, полной неожиданностью для меня было, что если при усыновлении вы меняете личный код ребенка, то с этого момента государство начинает воспринимать его как новорожденного – вы теряете все ранее выписанные направления к врачам, должны заново оформлять место в детском саду, вы больше не имеете доступа к прежней истории болезни ребенка.
В нашем случае, например, сохранить эту информацию во всех деталях – критически важно.
– Вам рассказали о состоянии здоровья ребенка и о том, какая помощь ему понадобится?
– На первой онлайн-встрече с представителями Департамента соцстрахования, детдома и самоуправления, к которому относится ребенок, меня больше всего напугало то, что нам не смогли назвать даже Надиного точного диагноза.
Вероятно, это происходит потому, что представители детдома занимаются особыми потребностями ребенка на бытовом уровне и обеспечивают реабилитацию, но с врачами они тоже общаются с позиции родителей.
Кроме того, кажется, что медицинская информация слишком чувствительная, чтобы выдавать ее потенциальным родителям при первом знакомстве. Однако, на мой взгляд, именно в этот момент семья принимает для себя решение, продолжать или нет, поэтому было бы целесообразно, чтобы на таких встречах присутствовал специалист, способный доходчиво объяснить, что представляет собой заболевание ребенка.
К счастью, я уже несколько лет без всякой задней мысли следила за блогами нескольких приемных семей из других стран, в которых растут дети с таким же нарушением здоровья, поэтому примерно представляла, с чем мы имеем дело.
О том же, что у дочери установлена даже не тяжелая, а глубокая инвалидность, я узнала уже после ее переезда к нам, когда разбирала ее медицинские документы.
И, наверное, слава богу, что так. Узнай я об этом в тот момент, когда страхи были наиболее сильны, это, наверное, не изменило бы нашего решения, но стоило бы большого количества нервных клеток.
Ожидания и реальность
– Сомнения были?
– На той первой онлайн-встрече, слушая, как мне рассказывают про то, какой у Нади солнечный характер, я в растерянности думала: «О чем вы вообще? Ну не будем же мы делать выбор, исходя из того, более или менее жизнерадостный это ребенок. Я хочу понять – смогу ли я продолжать работать и жить своей привычной жизнью».
К счастью, именно в тот момент, когда я паниковала сильнее всего, муж проявлял очень спокойный и практичный подход к делу.
Тогда и я решила отвлечься от глобальной картины со всей ее пугающей непредсказуемостью и думать максимально приземленно: «А есть ли вообще в нашей жизни ситуации, в которых нам непременно нужно, чтобы наш ребенок мог ходить? На девятом этаже без лифта мы не живем. Горы каждые выходные всей семьей не покоряем. Мы даже из общественного транспорта пользуемся в основном поездом. Зато Надя свободна для усыновления, готова к жизни в многоязычной семье и разница в возрасте с нашим сыном у нее самая подходящая».
Когда смотришь на вещи под таким углом, все начинает казаться посильным.
– У многих – страх перед усыновлением: а справлюсь ли, смогу ли полюбить? Были такие мысли?
– Не было. На самом деле ожидание приемного ребенка не слишком отличается от беременности. Ты точно так же не знаешь, что тебя ждет, и открыт ко всему. С той лишь разницей, что в случае с приемным ребенком тебе заранее неизвестен даже его возраст. Хотя какие-то рамки установить можно.
Например, нам специалист Департамента соцстрахования посоветовала брать ребенка, который был бы младше нашего сына. Чтобы не разрушилась естественная структура семьи.
«Совсем свой ребенок»
– Когда и как познакомились с дочерью?
– С Надей мы впервые встретились год назад в День матери. Познакомились, погуляли. Она была внешне очень открытая, общительная, но при этом вообще не позволяла к себе прикасаться.
Любви с первого взгляда не возникло, но возникло четкое ощущение, что пазл сошелся.
Больше мы с мужем этот вопрос даже не обсуждали, и в июле Надя окончательно переехала к нам.
– Что Наде дается труднее всего? Притирка характеров идет?
– Надя – молодец. Она очень хорошо адаптировалась к новой жизни. Поначалу она воспринимала нас скорее как обслуживающий персонал, которому можно позволить себя развлекать, когда не подвернулся никто помоложе и поинтереснее.
Потом где-то через месяц после знакомства я пришла к ней в садик на праздник. Когда вошла в группу, Надю одевали в соседней комнате. Она услышала через дверь мой голос и, когда я заглянула, на ее мордашке было написано напряженное ожидание. Тогда я впервые поняла, что мы стали чем-то большим, чем просто верными слугами Eе Величества.
А сейчас, когда она вечером, перебираясь с коляски на кровать, в качестве промежуточной остановки со счастливой улыбкой прыгает мне на живот, или утром, проснувшись, тянется к папе, чтобы взять его за руку, – это уже совсем свой ребенок.
Если для детей, родившихся в семье, такие понятия, как «мама», «папа», «брат», «бабушка» с рождения являются совершенно естественными, то для Нади это была некая абстракция.
Помню, как муж в один из ее первых приходов к нам спросил: хотела бы Надя, чтобы он был ее папой? Надя расхохоталась: «Ну какой же ты папа!» Чувствовалось, что ей кажется дикой сама возможность того, что папа – это не кто-то, существующий в воображении, а вот этот человек здесь, рядом.
В другой раз, уже начав, правда еще в третьем лице, называть меня мамой, она совершенно серьезно добавила: «Хотя ты могла бы быть и моим братом, потому что у тебя короткие волосы».
Когда наш старший сын был еще дошкольником, он как-то увидел в фильме про Деда Мороза настольный телефон, который никогда еще не видел в жизни, и тут же из подручных материалов сделал себе такой же: «Мама, если я хочу быть Дедом Морозом, мне тоже нужна эта гора с рогами и веревкой». Примерно так настольный телефон мог бы описать инопланетянин.
Вот такое же «инопланетное» представление у Нади было о семье. Только разобрались с мамой и папой, как тут откуда ни возьмись дедушки и бабушки. А это еще кто?!
– А что для вас как семьи стало самым сложным? Бывает такое: может, мы сделали ошибку?
– Нет, такого не возникало ни разу. Однажды муж, глядя как Надя хозяйничает на кухне, сказал, что кажется, будто она всегда тут была.
Нас, особенно поначалу, часто сочувственно спрашивали, трудно ли дается все то, что связано с Надиными особыми потребностями. В процентах от общего количества трудностей это – если не ноль, то ниже статистической погрешности.
Конечно, сейчас она еще маленькая. По мере того, как она и ее самостоятельность будут расти, нужно будет проявлять больше изобретательности в практических вопросах.
– Как к новому члену семьи отнесся ваш родной сын?
– Сначала был очень воодушевлен. Но первая радость быстро сменилась ревностью. Не в последнюю очередь – потому, что они оба по характеру лидеры.
В Наде сосуществуют, и не всегда безобидно для окружающих, примадонна и верховный главнокомандующий межгалактического флота. И старшему брату ее командирские замашки, естественно, не нравятся.
Надя переехала к нам летом, а в начале осени каждое второе буднее утро у нас начиналось с драки за ванную с криками и рыданиями.
К зиме они более-менее начали дружески взаимодействовать, но тут мы с Надей на две недели уехали на реабилитацию в Хаапсалу. А когда вернулись, дети просто перестали воспринимать друг друга. Нельзя сказать, чтобы они совсем не пытались пойти на сближение, но каждый раз, когда один пытался проявить добрые намерения, другой делал все, чтобы с ходу отправить их в нокаут.
И только сейчас ситуация опять потихоньку налаживается. Стараемся почаще что-то делать всей семьей.
– На каком языке говорят в вашей семье?
– У Эйнара три родных языка – финский из семьи, русский – из школы и эстонский – из окружающей действительности. Мика говорит по-русски с мамой, по-фински с папой и ходит в эстонскую школу.
С Надей мы говорим по-эстонски, но она довольно хорошо понимает и по-русски – с бабушкой и дедушкой общается на русском. И меня называет «мама» именно по-русски, видимо, копируя Мику.
«Уверены, что у вас ей будет лучше?»
– Получаете ли вы помощь от государства, специалистов, организаций или близких? Хватает ли ее?
– Нам очень повезло, что Надя получает большую часть реабилитационных услуг в садике, где они интегрированы в режим дня.
От самоуправления полагается пособие. Кроме того, хорошо, когда есть кому помочь тебе первый раз продлить реабилитационный план или инвалидность.
В остальном никакой особенной помощи от специалистов нам пока не требовалось, потому что парадоксальным образом Надя для нас – очень легкий ребенок. Когда родителям нужно поехать в командировку или хотя бы изредка побыть вдвоем, на помощь приходят бабушка, дедушка и тетя.
– Как вам удается совмещать дом, заботу о детях и ответственную работу?
– Гибкий график и возможность выполнять значительную часть своей работы в любое время суток и в любом месте очень помогают родителям маленьких детей выживать, но сильно мешают жить.
Когда постоянно делаешь три дела одновременно и думаешь о четвертом, особенно страдают память и способность к концентрации. Количество сбежавших кастрюль молока за этот год у нас дома исчисляется десятками.
– Чем приемным родителям приходится жертвовать?
– Ничем таким, чем бы не приходилось жертвовать всем остальным родителям.
В первую очередь, конечно, меньше становится времени, которое вы можете провести наедине.
– Случаются ли моменты эмоционального выгорания? Как восстанавливаетесь как мама?
– Никак. И это, конечно, плохо, потому что, когда количество детей удвоилось, я окончательно убедилась – поведение ребенка на 90% зависит от того, насколько стабилен находящийся рядом с ним взрослый.
Обидно, конечно, потому что и ответственность-то скинуть не на кого. Но зато и на любое улучшение ситуации с вашей стороны дети тут же благодарно откликаются.
– На многих мам накатывает чувство вины, когда по разным причинам думаешь: я – плохая мать. Не усугубляется ли это чувство с появлением приемного ребенка?
– Когда мы только готовились к приходу Нади, мне несколько раз пришлось слышать такую фразу: «А вы уверены, что у вас ей будет лучше? В детском доме у нее же созданы все условия, там ею, наверное, больше занимались».
Не позволяйте себе в это поверить! В любой мало-мальски адекватной, любящей и заботящейся семье ребенку всегда будет лучше, чем в самом прекрасном детском доме.
О людях и героях
– С какими реакциями вы сталкивались со стороны окружающих?
– До сих пор мир был к нам дружелюбен. Иногда, правда, ситуация принимает комический оборот.
Первый раз я поняла, что значит быть «матерью ребенка-инвалида», когда не чуждый горячительных напитков джентльмен, который обычно, проходя мимо забора нашего дома, пытается подавать тебе непрошенные советы, внезапно решил подать мне вместо них 10 евро. А когда и я, и дети от денег решительно отказались, улучил момент, сунул купюру дочери в панамку и сбежал.
Деньги пришлось опустить в ящик для благотворительных сборов, а джентльмена, когда он в следующий раз появился у нашего забора, мы накормили шашлыком.
Если же говорить серьезно, то семьям, осознанно берущим ребенка с особыми потребностями, думаю, во многом даже легче. Нам, например, часто говорят «Какие же вы молодцы!», будто речь идет о какой-то благотворительности, а не о том, что мы хотели второго ребенка и мы его получили.
Муж в таких случаях спрашивает: а родителей, которые воспитывают биологических детей с особыми потребностями, вы тоже называете героями?
Кроме того, мы свободны от чувства вины. Помню, когда я вдруг обнаружила у своего старшего сына в полтора года кариес, у меня было такое чувство, будто мне выдали в личное пользование адронный коллайдер, а я по глупости ткнула не в ту кнопку и все запорола. Не могу даже представить, какой силы эмоции захлестывают родителей, пытающихся понять, почему их ребенок родился с серьезными проблемами со здоровьем.
– Что, на ваш взгляд, нужно изменить в обществе, чтобы семьям, воспитывающим детей с особыми потребностями, было легче?
– Мы сами пока – только в начале этого пути. Но, думаю, необходимо создавать все условия для того, чтобы люди с особыми потребностями могли максимально пользоваться всей самостоятельностью, на которую они способны, и чтобы информация об имеющихся возможностях доходила не только до тех, кто умеет ее искать.
– Что посоветуете тем, кто задумывается об усыновлении? К чему быть готовыми?
– Невозможно предсказать, как сложатся ваши отношения с ребенком, не всегда получается трезво оценить свои силы, однако можно довольно точно просчитать, что будет иметь значение именно для вашей семьи.
Например, для себя мы исключили возможность стать попечительской семьей для ребенка, который в перспективе может вернуться к родным родителям. Потому что, даже если оставить в стороне личные переживания, я не представляю, как можно дать обещание заботиться о ребенке всю жизнь, зная, что можешь не сдержать слова по независящим от себя причинам.
Не стоит искать идеальный вариант. У каждого из нас есть свои проблемы. И, конечно, они есть у каждого приемного ребенка, пережившего огромную потерю, пусть даже в бессознательном возрасте. Но то, что для одних превратится в непреодолимое препятствие, другие просто не будут замечать.
Идеальных людей и ситуаций не бывает, но каждый из нас для кого-то может стать подарком.
Наша справка
В Эстонии более 700 детей в настоящее время живут в семейных домах (ранее их называли детскими домами).
Если вы хотите стать попечительской семьей или узнать больше об этом, позвоните по телефону Департамента соцстрахования: 655 1666 (в рабочие дни с 10:00 до 17:00) или напишите по адресу: Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
