Энергоносители и шептуны
«Сцена, безусловно, тоже сакральное место, – развивает мысль артист. – Но это ее свойство надо беречь и лелеять. Не всегда это получается».
Его очень печалит, что в текущем репертуаре родного театра есть, по крайней мере, один спектакль, в котором сакральность сцены попрана в угоду так называемой современной режиссуре.
В то же время Леонид Трофимович восхищен очередной режиссерской работой своего молодого коллеги, артиста Артема Гореева – «Август: графство Осейдж». «Вот это мощь! Вот где правда жизни! – не скрывает он эмоций. – Даня Зандберг, тоже наш человек, недавно сделал очень интересную постановку «Васенька». Актеры ни слова не произносят, жестами и движением повествуют о происходящем, а как за душу берет… Так что есть, есть будущее у нашего театра».
Но бывало после иного спектакля и по-другому: не за что хвалить себя и коллег. «Господи, – думаешь с тоской в такую минуту, – ну почему так плохо все сегодня?»
А действительно, почему? Разные причины. Звезды не сошлись, сам не в своей тарелке, партнер пришел на спектакль выпившим…
Конечно, такое случается нечасто, радости пребывания на сцене рядом с талантливыми партнерами было несравнимо больше. Рядом с артистами-энергоносителями.
Про энергоносители мы каждый день читаем в экономических и политических новостях. Оказывается, это слово еще и театральное. Артисты такие есть – энергоносители.
Это те, к примеру, поясняет Шевцов, кто умеет любить и ненавидеть, целиком отдаваясь этим чувствам, и умеет это передать на сцене. И тут же показывает, как это надо делать: «Вот это, – говорит, – я люблю, а это, – в упор пронизывает меня колким взглядом и чеканит: – Не-на-ви-жу!»
Противоположная артистам-энергоносителям категория – шептуны.
Шептуны? Нет, Шевцов имеет в виду не то, что мне подумалось сразу. «Вот прошепелявит что-то артист, а в пятом ряду ничего не слышно», – пытается он объяснить, кто такой шептун.
Тихо текст артист произносит, что ли, в этом смысле? «Да нет, не в этом дело, – морщится Леонид Трофимович, кажется, немного досадуя, что ему достался такой бестолковый собеседник, ничего не понимает в театре. — Можно произнести реплику и тихо, но, если ты энергоноситель, даже и в последнем ряду зритель будет слушать тебя как завороженный. А если нет у тебя этого дара, хоть во все горло голоси, он будет там своей конфетой шелестеть».
Мощно, пронзительно…
За примером Шевцова-энергоносителя на сцене, а не в гримерке, ходить далеко не надо: это спектакль «Нахлебник» по пьесе И. С. Тургенева, представленный в минувшем году на мызе Сагади в рамках летнего проекта, в котором Шевцов играет главную роль. И делает это «глубоко, мощно, пронзительно», как написано в одной рецензии. Действительно – так пронзительно, что в некоторых эпизодах слезы на глаза набегают.
«Я люблю играть судьбу человека, а это как раз тот случай, – говорит артист. – Рад, что под занавес, видимо, моей сценической жизни получил такую роль».
Он благодарен дирекции и за то, что позволили жить на мызе все время, почти месяц, пока там шел спектакль. Коллеги возвращались в Таллинн, а он бродил по аллеям усадьбы, где так хорошо дышится и думается.
Охотно Шевцов играл и роли, о которых вряд ли рецензент напишет, что артист играет их мощно и пронзительно. Речь о комедиях. Одна из них, «Моя жена лгунья», спектакль-долгожитель. «Лет десять он у нас шел, 500 или 600 раз играли, уже поперек горла стоял, – вспоминает Леонид Трофимович. – Постановка пустоватая по содержанию, но зал всегда полный, люди смеются, отвлекаются от забот, им хорошо. А раз им хорошо, значит, и нам».
Кстати, когда-то на сцене Русского драмтеатра Шевцов играл Женю Лукашина и Новосельцева – задолго до выхода на экраны культовых фильмов Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром» и «Служебный роман».
Ах, Умань…
Не может золотое время длиться вечно, и вот однажды по истечении почти полувека, прожитого в Русском театре, артист подумал: «Все, не могу, не выжить мне в этом театре».
И он ушел. Но не из театра вообще. Создал свой коллектив. С ним ушли и несколько коллег – Окунев, Жилин, которые сейчас вместе с Шевцовым опять в Русском театре, Захаров, ныне пенсионер.
«Нас было человек 15, – рассказывает Леонид Трофимович. – Актрисы были и костюмерами, актеры – рабочими сцены. Зато и получали мы в два раза больше, чем в государственном Русском театре».
Репетировали в основном в клубе фанерно-мебельного комбината, поэтому и название своему театру, не мудрствуя, дали по расположению клуба – «У виадука».
Много гастролировали. Первый выезд – в Минск. В Питере выступали, в Украине в нескольких городах побывали – в Киеве 2–3 раза, в Харькове, Днепропетровске, Умани… «Ах, Умань, Умань… Какой красивый город», – ностальгические воспоминания захватывают Леонида Трофимовича, и уроженец Азербайджана, более шестидесяти лет живущий в Эстонии, запевает на чистом украинском языке: «Несе Галя воду, коромысло гнется…»
Три раза театра «У виадука» гастролировал в Сочи. Последние гастроли в курортном городе подвели черту под недолгой историей театра «У виадука».
Это были уже лихие 90-е, шоферы отказались везти декорации так далеко, говорят, мол, опасно. Артисты вернулись в Таллинн налегке.
А из Сочи между тем шли письма в эстонское Министерство культуры – почему ваш театр не забирает свои вещи? Шевцов и еще трое актеров поехали разбираться. Открыли свои ящики и чемоданы – а они пустые. Только банка прокисшего майонеза лежала на дне одного из них – все, что осталось от запасов провизии, взятой с собой одним хозяйственным артистом, чтобы сэкономить на питании. И он заплакал, глядя на эту свою банку майонеза…
Впрочем, плакать хотелось и остальным троим. Все поняли: театра «У виадука» больше не будет. «Дело не только в пропавшем имуществе, – объясняет Шевцов. – И цены на все взлетели, и мутота на границах пошла…»
Служил театру честно
В те же 90‑е годы, помнится, имя артиста Шевцова какое-то время звучало и в общественно-политической плоскости. Он был даже депутатом Таллиннского горсобрания.
На сайте избирательной комиссии легко найти результат кандидата в депутаты от Русского списка «Ревель» Леонида Шевцова на выборах 1993 года – он получил 1988 голосов. Солидно.
«Ха-ха-ха-ха!» – такая была его реакция на это мое напоминание.
А что смешного-то? «Да нет, конечно, ничего, – соглашается бывший депутат. – Скорее наоборот. А если смеяться, то над собой, таким наивным».
Наивность была в том, что всерьез верил: вот русские сейчас сплотятся и как один выступят в защиту своих прав. Но уже скоро наступило разочарование. «Боже мой, Леня, куда ты влез, какая тут солидарность», – с горечью подумал он.
Так что это было недолго. А вот театр – это навсегда.
Лишним подтверждением тому стал звонок директора Русского театра Светланы Янчек в 2011 году, предложившей Леониду Трофимовичу войти в спектакль «Тартюф». И он вошел.
«Правда, понадобилось какое-то время на притирку с партнером Ильей Нартовым, которррому я так не нррравился, – вспоминает Леонид Трофимович, протяжными рычащими «р» показывая крайнюю степень неприятия Нартовым его, старого артиста Шевцова.
Но прошло время, и Илья обнял Леонида Трофимовича как дорогого ему человека. Как сын обнимает отца…
Время неумолимо. И вот, кажется, наступила пора прощания с театром.
Леонид Трофимович считает себя счастливым человеком: хорошего в прошлом было неизмеримо больше, чем плохого. Он честно служил театру. Ни разу из-за него не отменили репетицию или спектакль, ни разу он не выходил на сцену пьяным…
Единственное, что печалит актера – не все сыграл, что хотел бы. Например, короля Лира. Не все высказал на сцене. Он же чувствует – ему есть еще что сказать.
