Инна Васильевна Моховая (82) и Евгений Федорович Александров (87) отметили в январе 41-ю годовщину совместной жизни.
Эта свадьба – земляная: считается, что за годы, прожитые вместе, отношения супругов стали прочными и нерушимыми, как земля. Но началась их история – с моря.
Кольнуло и заклинило
– Как вы познакомились?
И.В.: Он пришел работать к нам на судно. А я как судовой врач должна была оформлять все документы – для захода в порты. Сначала знала только его имя, отчество, фамилию – и все. Но коллектив маленький, все друг у друга на виду.
– Что вас привлекло друг в друге?
И.В.: На корабле давали нам так называемое тропическое вино – для обмена веществ. На самом деле – обычное сухое вино, его нужно было пополам водой разбавлять. Ребята обычно собирались после работы на корабле, у каждого – по бутылке, кто там его разбавлять будет? Все выпивали. А Женя в этом не был замечен. И не пил, и не курил. Но вообще, у него много и других положительных качеств.
Е.Ф.: Ее невозможно было не заметить. Что-то такое кольнуло – и все. Рисовала, писала стихи, увлекалась фотографией. И до сих пор от фотоаппарата не оторвать – у нас дома тысячи фотографий. Однажды в Портовой больнице даже фотовыставка была.
– То есть вы узнали друг друга и сразу стали встречаться?
Е.Ф.: Встречаться стали примерно через года полтора после знакомства. Не выходила она у меня из головы. Заклинило.
И.В.: Уговорил. А до этого мы не встречались, некогда было, оба работали. Помню, потом Женя пришел ко мне с чемоданчиком и каким-то маленьким ковриком, сказал, что ему жить негде. У меня мама умерла, квартира пустая, я как раз в рейс уходила и говорю – живи, квартиру сторожи…
В 1984 году поженились. Когда заявление подавали – ему надо в рейс, мне надо в рейс – сложно было время подобрать. А в загсе очередь. Спрашивают: «За 15 минут успеете?» До сих пор, помню, наше время было 11 января в 13:15, а следующая пара – в 13:30. Мы в эти 15 минут втиснулись.
Народу было мало: мой брат с женой и дочкой, подружка и со стороны Жени – мама и друг. Моих родителей уже никого не было в живых. Мне тогда было 42 года, а Жене – 47.
Е.Ф.: Я не мог нигде цветы найти. В то время такого изобилия не было, да еще и в январе.
Врач и моряк
– Как складывалась ваша карьера в Эстонии?
И.В.: В 1961 году я поступила в Тартуский университет. Знаете, сейчас часто говорят, мол, не учили в советское время эстонский язык. Когда я поступала, первое, что было еще до экзаменов, – собеседование на эстонском языке! И по его результатам нас распределяли, кто может на эстонском языке учиться, а кто на русском.
На русском набирали только 20 человек, 150 медиков учились на эстонском. В университете эстонский тоже учили – три часа в неделю.
Вступительные экзамены не помню, но помню, как на шестом курсе экзамены сдавала. У меня был преподаватель, профессор, который все время говорил: «Неважно, на каком языке вы будете говорить, только, пожалуйста, помедленнее!» А я не могу медленнее (смеется).
Кафедры находились в разных местах города. Схватишь на бегу два пончика и чай – вот и пообедала. В автобусах было страшно много народу.
Е.Ф.: А у нас было так: от Ленинграда до Стрельны, где находилось Ленинградское арктическое училище, 45 минут езды на трамвае. И вот, когда кончался срок увольнения, примерно в полвторого ночи, все возвращались, и последний трамвай шел, битком набитый спящими курсантами. С нас даже билетов не требовали. Всем надо было успеть к закрытию ворот. Ведь если опоздание, то это целое ЧП – сразу на ковер к начальству.
Я после окончания арктического училища поступил еще в Морскую академию имени адмирала С.О.Макарова.
– После учебы где работали?
И.В.: Я окончила отделение лечебного дела, позже еще получила специализацию офтальмолога. После университета дополнительно училась на хирурга в военно-медицинской академии в Москве. А затем меня распределили работать в Йыгева. Приходилось совмещать – была ставка офтальмолога и хирурга.
Сейчас в крупных операциях участвуют два врача и несколько ассистентов. А у нас тогда?.. Один врач и медсестра. Часто даже анестезиолога не было, только фельдшер с подготовкой по анестезии. В районе было всего четыре хирурга. Дежурили по очереди: с 9 утра и до 16 часов следующего дня. С утра сдаешь дежурство и идешь на прием как офтальмолог.
У нас сейчас – проблема в том, что врачам государственной службы разрешили работать параллельно в частных клиниках. Сначала стоило бы создать нормальные условия в государственных больницах. Тогда бы и не было этого бардака и очередей.
Е.Ф.: В 1959 году я попал на теплоход «Ян Креукс» – трудился на нем электромехаником довольно долго. На ледоколе даже работал. Так вся жизнь и прошла в море – даже свое 80-летие отмечал на быстроходной «Лауре».
А вообще, мой рабочий стаж начался уже после окончания школы, в Кивиыли. Надо было как-то семье помогать, поэтому я пошел на сланцехимический комбинат. А свой первый заработок я получил еще раньше – в похоронном оркестре играл на трубе.
– Как получилось, что вы стали работать в пароходстве, и не в конторе сидели, а в море ходили?
И.В.: Я десять лет отработала в Йыгева, а моя мама была в то время судовым медиком. И я тоже решила попробовать – зарплата в пароходстве была намного больше. Рейсы у нас были не очень долгие, всего-то три-четыре месяца…
– Всего-то?!
И.В.: Это недолго! Рыболовные суда уходили в море на полгода. Мы же перевозили грузы – ходили вдоль западного побережья Европы, по Средиземному морю, Черному, через Суэцкий канал к Восточному побережью Африки.
– Не приходилось сталкиваться с предубеждением, что, мол, женщина на корабле – к беде?
И.В.: Нет, я вообще была социально положительный человек (смеется). А вообще, иногда вместе со мной работали и другие женщины – в основном официантки, буфетчицы, а повара – чаще мужчины, женщины встречались на этой должности крайне редко. Повара были великолепные ребята, так много умели, мы пельмени с ними лепили!
На кораблях ребята перегружены, а отдых – поел и рухнул. Сейчас, может, в интернете что-то посмотрят. А у нас тогда интернета не было.
Какой был досуг? Мы устраивали всякие мероприятия, например – праздник Нептуна, играли в волейбол. Я занималась фотографией – снимала и сама во время рейса снимки проявляла. Если фотографировала ребят с нашего или другого корабля, то потом фото распечатывала и всем раздавала.
Из эвакуации в Прибалтику
– Как вообще вы оба оказались в Эстонии?
И.В.: Я родилась в эвакуации в Пермском крае. Шел 39-й год, мама училась в Ленинграде в медицинском, как вдруг – русско-финская война. И всех медиков с ее четвертого курса погнали на войну. Но мама пробыла там не больше года. Ее ранили в бедро – так она всю жизнь с этими двумя пульками в бедре и ходила. Ее эвакуировали в маленький поселок Боровск под Соликамском, в Предуралье.
Как сейчас помню – улица Чкалова, дом 2, квартира 7. В Боровске они с папой познакомились и расписались. Родился мальчик Валера и в тот же день умер – из-за недоедания и всего прочего. Это произошло еще до войны – уже тогда все плохо было со снабжением.
И затем папа получил повестку на фронт. В июле 41-го папа ушел и через девять месяцев я родилась. Такой вот папин подарок. Папа вернулся в 43-м – раненый, сначала лечился в Цхалтубо, в санатории. И там насушил целый мешок белых сухарей. Когда их привез, мне года два было, я такого хлеба и не ела. А он все говорил: «Макай, Инночка, сухарик в молоко!», и в конце концов расплакался – это ж надо, ребенок булку никогда не видел!
А после войны нам возвращаться было некуда – ничего не осталось. Моя семья – родом из Смоленской области. Во время войны танки сначала немецкие в одну сторону прошли, потом советские – обратно их погнали. У папы было экономическое образование, и кто-то подал ему идею поехать в Прибалтику, там были нужны специалисты. Он поехал, посмотрел, понравилось. Его взяли на работу в Кохтла-Ярве директором подсобного хозяйства, в котором выращивали в теплицах огурцы и помидоры для шахтеров. И мой младший братик родился уже в Кохтла-Ярве.
Е.Ф.: Нашу семью из блокадного Ленинграда эвакуировали в Новосибирскую область. Оттуда после войны мы сначала уехали во Псков, так как в Ленинграде нашей квартиры не осталось. А потом – в Кивиыли, где уже жила мамина сестра.
Из кабинета – в шторм
– Инна Васильевна, помните свой первый рейс?
И.В.: Конечно! Мне было очень страшно. Я понимала: вокруг никого нет. В советское время не было возможности проконсультироваться ни по радио, ни по телефону. В чужих водах… Приходилось полагаться только на себя.
Если нужно было связаться, например, из Дакара, Сенегала, Африки, то звонок сначала шел через Москву, а потом только дальше. Но мне было проще, чем другим, так как к тому времени уже был большой опыт в хирургии.
– В город разрешали выходить?
И.В.: Да, но только троечками – командир и два матроса, чтобы никто не сбежал. Хотя все равно сбегали.
И работали мы с мужем на разных кораблях по этой же причине – семейным нельзя было на одном судне, вдруг сбегут. Так и жили: то я в рейсе, то – он, а иногда в поездках были в одно и то же время.
– Приходилось кого-то лечить на борту?
И.В.: Конечно. Но травмы случались редко, ребята следили за здоровьем. Ведь если кого-то заменят, он потеряет рейс, а значит – и деньги. Особенно следили, чтобы кишечных инфекций не было – боже упаси! Это серьезно, потому что судно тогда ставили в карантин.
Перед заходом в иностранный порт мы всегда сдавали медицинскую декларацию, с этим было очень строго.
– С эпидемиями не сталкивались?
И.В.: Мы сами в карантин не попадали, но однажды у берегов Нигерии долго стояли, так как там бушевала холера, и суда не пускали в порт. У берегов стояли и танкеры, и небольшие суда – более 140 кораблей. Никого в порт не запускали, и уплыть обратно нельзя – груз надо передать. Потом наконец разрешили встать на чистый причал.
Е.Ф.: У нас однажды был инцидент, кто-то купил мясо на африканском рынке – там мясо даже в жару продают. И этот человек очень любил беф а ля татар. В общем, съел его и чуть не умер. Но это уже было в пути, до прибытия в порт, поэтому карантина не случилось.
В той же Нигерии, в Варри, мы однажды встали на реке на разгрузку и вдруг – вспышка холеры… Даже на причале люди умирали, на глазах у всех. Судовой врач был в ужасе, срочно закрыли доступ на судно, коврики специальные постелили, поливали все хлоркой. Не выгрузили 200 тонн цемента, пришлось его в море выкидывать.
– В шторма попадали?
И.В.: Я так волновалась в своем первом рейсе, что свой первый шторм в Па-де-Кале, в Северном море, не заметила. Убирала свой кабинет, увлеклась. А потом начальство спрашивает: «Ну как самочувствие?» Я говорю: «Да ничего, только качало, вещи падали». И лишь после узнала, что, оказывается, шторм был почти шесть баллов.
А в другой раз штормило в Бискайском заливе. И мы тогда яхту спасли. Сначала взяли ее на буксир, но шторм был настолько сильный, что каким-то образом надо было обязательно с яхты на судно переправить четырех человек.
Тогда судно поворачивается боком к волне, берет на себя эту волну, а с другой стороны – тихо, и есть всего минут двадцать, чтобы людей поднять на борт. А яхта утонула... Потрепало тогда пассажиров яхты сильно, мне пришлось даже раны зашивать. Это были испанцы, которые даже по-английски не говорили. Но ничего, разобрались. Накормили, в бане погрели, мужчинам – по стопочке налили. Высадили их потом в Лас-Пальмас, а позже получили благодарственное письмо от консула.
Письма из Африки
– Как же вы общались друг с другом, если все время были в море?
И.В.: Встречались в иностранных портах иногда. Помню, например, в Республике Конго, в городе Пуэнт-Нуар. Но возможностей было мало, даже если в один порт приходили. Экскурсии были, но наши – в одну сторону, а с их корабля – в другую… Суда в акватории стояли в разных местах. Так что и встретиться времени не было.
Е.Ф.: А я – в машинном отделении почти круглые сутки, не отлучиться лишний раз. Жара, шумно. Поэтому теперь – проблемы со слухом.
– А было о чем поговорить после долгих разлук?
И.В.: А мы друг другу писали! У нас была возможность в советское время передавать письма. Например, я – в Дакаре, а он – где-нибудь южнее. Но будет возвращаться через Дакар. И мы оставляли друг другу письма в торговом представительстве. И если в этот рейс не попадешь, то в следующий уже точно – и забираешь тогда уже целую пачку писем.
Женя стихи писал, фотографировал… Романтик.
– Как сейчас проводите свободное время?
И.В.: Раньше много ездили по Эстонии на машине. Сейчас – только на дачу, общественным транспортом.
Е.Ф.: Нам всегда есть о чем поговорить друг с другом, что-то обсудить. Общаемся с внучками и правнучками.
– Кто у вас в семье – главный?
Е.Ф.: У нас демократия! Но жена – кормилица, до сих пор работает (смеется).
И.В.: А говорить-то ты начал первый!.. Я еще на четверть ставки продолжаю работать – в компании, которая проводит профосмотры, в Портовой больнице. Не могу не работать!
– А в семейной жизни вас не штормило?
И.В.: Нет, в этом отношении мне повезло. Честно. И до сих пор мне с ним интересно!
Е.Ф.: А я – как за каменной стеной.
